Мы склонны быть более альтруистичными по отношению к собственной семье и друзьям, чем к идеальным незнакомцам. Недавняя миграция беженцев с Ближнего Востока в европейские общества еще больше усугубила проблему, с большим расколом в обществе между людьми, которые поддерживают и не поддерживают беженцев. «Отчасти это связано с эволюцией: только благодаря солидарности и сотрудничеству внутри своей группы можно было вырастить детей и выжить в условиях конкуренции с неизвестными и соперничающими группами за скудные ресурсы в доцивилизованные времена», — объясняет профессор Рене Хурлеманн из Департамента. психиатрии, Медицинский центр Боннского университета. Однако это диаметрально противоположно притче о добром самаритянине, которая служит примером бескорыстного альтруизма, описывая самаритянина, который несет личные расходы, чтобы помочь нуждающемуся незнакомцу. «С нейробиологической точки зрения основы ксенофобии и альтруизма еще точно не поняты», — говорит Хурлеманн.Под наблюдением психиатра группа исследователей из Боннского университета, Лауреатского института исследований мозга в Талсе (США) и Университета Любека провела три эксперимента, в которых они проверили в общей сложности 183 человека, все из которых были немецкими коренными жителями. . В Лаборатории экспериментальной экономики (BonnEconLab) Боннского университета они выполнили задание на пожертвование на компьютере.
Задача пожертвования включала 50 подлинных историй болезни, описывающих личные потребности бедных людей, 25 из которых были изображены как нуждающиеся местные жители, а остальные 25 человек были изображены как беженцы.Имея пожертвование в размере 50 евро, участники могли решить для каждого отдельного случая, хотят ли они пожертвовать сумму от нуля до одного евро.
Испытуемым разрешалось оставлять себе любые деньги, которые не были пожертвованы. «Мы были удивлены, что участники первого эксперимента пожертвовали беженцам примерно на 20 процентов больше, чем нуждающимся местным жителям», — говорит Нина Марш из команды профессора Хурлеманна.Анкета об отношении к мигрантамВ другом независимом эксперименте с участием более 100 участников личное отношение испытуемых к беженцам оценивалось с помощью анкеты. Затем половина группы получила связывающий гормон окситоцин через назальный спрей, в то время как другая половина группы получила плацебо до того, как они столкнулись с задачей пожертвования, установленной в первом эксперименте: снова участники решили, сколько из своих 50 евро они хотел сделать пожертвование местным жителям или беженцам.
Под влиянием окситоцина люди, склонные к положительному отношению к беженцам, удвоили свои пожертвования как местным жителям, так и беженцам. Однако окситоцин не действовал на людей, которые выражали довольно оборонительное отношение к мигрантам: у этих участников тенденция к сдаче пожертвований была очень низкой как для местных жителей, так и для беженцев. «Окситоцин явно увеличивает щедрость по отношению к нуждающимся, однако, если отсутствует эта альтруистическая фундаментальная установка, гормон сам по себе не может ее создать», — говорит Хурлеманн.Окситоцин в сочетании с социальными нормами снижает ксенофобию
Как можно мотивировать людей, склонных к ксенофобии, быть более альтруистичными? Исследователи предположили, что отправной точкой могло бы стать добавление социальных норм.
Таким образом, в третьем эксперименте они представили участникам среднее количество пожертвований, сделанных их сверстниками в первом эксперименте, под каждой виньеткой. Половина участников снова получила окситоцин. Результат был ошеломляющим. «Теперь даже люди, негативно относящиеся к мигрантам, пожертвовали беженцам на 74 процента больше, чем в предыдущем раунде», — сообщает Нина Марш. Благодаря сочетанию приема окситоцина с социальной нормой пожертвования для беженцев из тех, кто скептически относятся к мигрантам, почти достигли половины сумм, пожертвованных группой, что свидетельствует о положительном отношении к беженцам.
Какие выводы можно сделать из этих результатов? Похоже, что сочетание окситоцина с социальной нормой может помочь противостоять эффектам ксенофобии за счет усиления альтруистического поведения по отношению к беженцам. «Совместное усиление окситоцина и влияния сверстников может уменьшить эгоистичные мотивы», — говорит Хурлеманн.
Если люди, которым мы доверяем, такие как руководители, соседи или друзья, будут служить образцом для подражания, публично заявив о своем позитивном отношении к беженцам, большее количество людей, вероятно, почувствует желание помочь. В таком просоциальном контексте окситоцин может повысить доверие и минимизировать беспокойство — опыт показывает, что уровень окситоцина в крови увеличивается во время социального взаимодействия и совместной деятельности. «При определенных обстоятельствах окситоцин может способствовать принятию и интеграции мигрантов в западные культуры», — говорит Хурлеманн.